•
❧
Пожалуй, переход от средневековой «науки» к новоевропейскому способу постижения мира всегда будет оставаться предметом напряжённейшей полемики среди историков, философов и учёных. В самом деле, сталкиваясь с культурой эпохи рыцарей исследователь всякий раз ощущает бездну, препятствующую возможности понимания этого времени, сколь близкими не казались бы понятия, концепты или идеи Средних веков, и, пытаясь преодолеть эту пропасть, каждый новый автор совершает прямо противоположное движение, являя читателям всё бóльшую глубину. Статья Питера Кинга, посвящённая «созерцательному эксперименту» (thought-experiment), ни в коей мере не является исключением.
Касаясь средневековой физики, наш исследователь обнаруживает, что эксперимент, вплоть до Нового времени, представлял собой полностью воображаемое построение (те случаи, где речь шла об «эмпирических» комментариях, также или полностью принадлежали воображаемому, или служили лишь неплохой «иллюстрацией» рациональных построений; последующие авторы даже не считали должным прибегать к ним), схожее с obligationes, логическими дебатами средневековых учёных. Не только математика, но и сама физика обосновывалась такой «экспериментальной речью».
Но справедлива ли попытка связать два понятия, занимающих отнюдь не последнее место в научных парадигмах Средних веков и Нового времени? Ведь experientiae, не смотря на всю свою отрешённость от «мира явлений» и, даже, некоторую «ненужность», всё же, составляли сущность физики, и вряд ли были тем, что могло обусловить переход от одной эпохи к другой. В связи с этим представляется небезынтересным обратиться к периферийным методам средневековой науки (cf. Hackett 1997, p. 278.). Одним из них является наблюдение – вряд ли можно найти нечто более незыблемое, нежели этот способ познания мира. Но мы хотели бы коснуться описания радуги, появляющейся из горного хрусталя, из x книги Перспективы Витело, поскольку статус этого «научного действия» представляется несколько размытым. В самом деле, это не эксперимент в новоевропейском смысле, но и не «созерцательный эксперимент» Кинга, однако мы не можем говорить и о «чистом» наблюдении, поскольку слова Витело явно указывают на то, что кристаллы хрусталя не просто созерцались, но были поставлены в условия, отличные от природных, «обуздывались и стеснялись».
Впрочем, «опыт» Витело всё же не мог стать тем, чем стал опыт Ньютона для новоевропейской науки, хотя и являл собой нечто подобное последнему (более того, Ньютон, в отличие от Кеплера, даже не был знаком с Перспективой), что, как кажется, поддерживает тезис Питера Кинга о принципиально иной познавательной установке Средних веков. Было бы несвоевременно утверждать о прямой преемственности новоевропейского эксперимента от такого «участливого» наблюдения, однако представляется, что именно оно, а не «созерцательный эксперимент», сыграло значительно бóльшую роль в становлении науки Нового времени.
•
❧