Перевод выполнен А. Элкером с английского языка по изданию: Prinke R. T. Hermetic Heraldry // The Hermetic Journal, 1989, P. 62-78. Примечания В. Н. Морозова, А. Элкера. Печатается с разрешения автора.
Исследования герметического символизма редко затрагивают его связь с геральдикой, хотя, похоже, она должна быть очевидна даже для того, кто обладает малыми знаниями в обеих системах символизма. Единственные работы, посвященные этой области взаимовлияния герметизма и геральдики, которые я смог найти, написаны на французском, и включают «L'hermetisme dans l'art heraldique», написанную F. Cadet de Gassicourt и Du Roure de Paulir (Paris, 1907, перепечатана в «Les origines symboliques du blason» Robert Viel, Paris, 1972) и «Le langage secret du blazon» Gerard de Sorval (Paris, 1981). Кроме того, эта тема затрагивалась в «De sable et d'or. Symbolique heraldique. L'honreur du nom» написанной Christian Jacq и Patrice de la Perriere (Paris, 1976) и «Initiation chevaleresque et initiation royale dans la spiritualite chretienne» Gerard de Serval (1985). Хотя они интересны и делают ряд ценных наблюдений, их подход к предмету не системен, а их заключения не вполне обоснованны, и в большей степени склоняются к эзотеричности, нежели к научности.
По моему мнению, проблему следует разделить на две различные области исследований, а именно:
1. ГЕРМЕТИЧЕСКУЮ ГЕРАЛЬДИКУ, включающую: (а) влияние ранних герметических идей на развитие геральдической системы символизма гербов и (б) сознательное использование герметических символов и эмблем в поздних геральдических изображениях для того, чтобы подчеркнуть интересы владельца герба или заставить герб «говорить».
2. ГЕРАЛЬДИЧЕСКИЙ ГЕРМЕТИЗМ, включающий в себя использование хорошо структурированного символического языка геральдики в герметической иконографии.
Конечно, порою трудно провести различие, поскольку они часто совмещались, но такое деление все же может быть пригодно в методологических целях.
Как известно, европейская геральдика – это творение рыцарского сообщества начала XII века и, вследствие этого, очевидно, что если в ней и можно разглядеть какой-нибудь герметический символизм, то с необходимостью предшествовавший ей. Тем не менее, это не так просто, как может показаться, поскольку тяжело найти герметическую иконографию во временах, предшествовавших геральдической иконографии. Поэтому все сравнения пришлось провести на более поздних образцах и проблема становится еще сложнее из-за того, что, начиная с XIV века, взаимовлияние геральдического и герметического искусств, вне сомнения, стало гораздо теснее.
Авторы, изучавшие воздействие герметического символизма на геральдику, склонны рассматривать это развитие так:
Тем не менее, я хочу доказать, что герметический и геральдический символизм развивались совместно, используя одинаковые источники и воздействуя друг на друга, что может быть представлено таким образом:
Влияние бестиариев, книг, описывающих достоинства и недостатки различных животных, включая мистических, очевидно во всех поздних системах символического выражения Европы и не может обсуждаться. Однако интересно то, что некоторые существа – едва ли не исключительно геральдические и герметические символы. Такие животные как голубь или лев часто обнаруживаются на символических и аллегорических рисунках, тогда как орел, похоже, отсутствует на них, хотя и выступает одним из самых важных символов геральдики и герметизма.
Христианские символы вполне обычны в обеих системах и поэтому они не требуют особого рассмотрения. Самые очевидные примеры – это четыре ангелоподобных существа (лев, орел, бык и человек [1]), голубь, агнец и т.д.
Традиционный символизм, как указывалось выше, предполагал включение древних и арабских источников, представляющих в данном случае значительный интерес. Прежде всего, должны быть отмечены цвета и их соотношения, имеющие решающее значение для геральдики и также очень важные в герметической теории и искусстве. Первое соотнесение цветов и планет, вероятнее всего, имеет вавилонское происхождение, и развивалось как часть системы астрологических соответствий. Позднее ее переняли эллинистические астрологи Египта эпохи Птолемеев и затем унаследовали исламские ученые VIII-X веков. Несомненно, последние знали ее, поскольку полная схема чётко изложена в трактате «Совершенный человек» (Insan-ul-Kamil) суфийского мистика Джили (Jili). В теоретических текстах по европейской геральдике, первые из которых появились сравнительно поздно, также проявляется эта система, наиболее явно в труде Жерома де Барá «Le blazon des armories» (Lyon, 1581).
| Цвет | Планета | Металл | Геральдический цвет [2] | |
|---|---|---|---|---|
| белый или серебряный | Луна | серебро | серебро (argent) | МЕТАЛЛ |
| серый или пурпурный | Меркурий | ртуть | пурпур (purpure) | ФИНИФТЬ |
| зелёный | Венера | медь | зелень (vert) | ФИНИФТЬ |
| жёлтый | Солнце | золото | золото (or) | МЕТАЛЛ |
| красный | Марс | железо | червлень (gules) | ФИНИФТЬ |
| синий | Юпитер | олово | лазурь (azure) | ФИНИФТЬ |
| чёрный | Сатурн | свинец | чёрный (sable) | ФИНИФТЬ |
Интересно и то, что особая роль, приписываемая герметическим символизмом соответствиям солнца и луны, представлена и в геральдике:
| Система | Астрология | Алхимия | Геральдика |
|---|---|---|---|
| Соответствия солнца и луны | Солнце/Луна | золото/серебро | золото/серебро |
| Традиционное имя | светила | благородные металлы | металлы |
| Имена остальных | планеты | неблагородные металлы | финифти |
В данном контексте значительно то, что начало геральдики совпадает со временем тесных контактов европейских рыцарей и ученых с миром ислама в крестовых походах и арабской оккупации Испании. Переход «светоча» эзотерического знания от арабских астрологов, алхимиков и мистиков к их европейским наследникам хорошо документирован и не нуждается в обсуждении. Это был основной источник оккультных идей, вплоть до ренессансных переводов Герметического корпуса (Corpus Hermeticum) и других эллинистических гностических текстов. А для алхимии, которая развивалась несколько иначе, чем оккультная традиция, связанная с магией и Каббалой, интеллектуальная революция Ренессанса имела небольшое значение.
То же влияние можно увидеть в системе геометрических делений геральдического щита, названной геральдическими (почётными) фигурами первого порядка (ordinaries) [3]. Арабская математика и геометрия времен Крестовых походов была высоко развита и, по выражению некоторых авторов, «выродилась» в эзотерические интерпретации неопифагорейской школы. Мистическое значение геометрических делений и схожих простых форм изучалось как архитекторами, так и суфиями. Тем не менее, это шаткое основание для размышлений, поскольку геометрия играла важную роль в кельтском и раннем романском символизме искусства.
Геральдические фигуры (charges), изображения, помещенные на щите, раннего периода очень часто схожи с наиболее важными символами, использовавшимися в алхимии. Если бы нам пришлось выбрать два основных символа, то ими, несомненно, являлись бы Лев и Орел. Позже, в обе системы было введено множество иных фигур, поэтому трудно сказать, какие из них типичны, а какие – нет. Способы их изображения, в упрощенном и устоявшемся виде, также очень схожи. Глядя на некоторые алхимические иллюстрации можно представить их как собрание геральдических рисунков без щитов. Крылатые звери с необычными атрибутами, драконы, двуглавые орлы, светила, луны, звезды, короны, лилии (fleur-de-lis), кресты и т.п. – все представлены практически одинаковыми формами.
Обратимся к частным примерам. Некоторые ранние из них представляют собой фигуры из «Buch der Heiligen Dreifaltigkeit» (около 1400 года) и ее более поздней версии – книги Иеронима Ройзнера «Пандора» (1588), в обеих используются «геральдизированные» изображения и реально существующие гербы. Лейтмотивом выступают черные двуглавые орлы, задуманные с целью выражения философского камня, и некоторые более сложные геральдические композиции, заключающие символ, отражающий весь процесс Великого Делания. Двуглавые орлы, поделенные вертикально (‘рассеченные’ (‘per pale’), выражаясь языком геральдики), с половинами, окрашенными в разные цвета, присутствуют как в «De alchimia» ( XVI век), приписываемой св. Фоме Аквинскому, так и в некоторых более ранних алхимических трактатах. Другой любопытной фигурой выступает Христос, распятый на лилии, являющейся непосредственно геральдическим символом.
Прекрасная иллюстрация из «Aurora consurgens», работы конца XIV века, ещё значимее и помещена в настоящее рыцарское окружение. Она изображает сцену поединка между персонификациями Солнца и Луны, представленными, соответственно, рыцарем и обнаженной женщиной, что подчеркивает двойственность мужского и женского начал, восседающими на геральдических существах – льве и грифоне. Особо интересной деталью является то, что они, тем не менее, имеют щиты с противоположными гербами, т.е. у Солнца-рыцаря – три полумесяца и Луны-дамы – солнце. Это – символизм борьбы двух противоположностей, каждая из которых содержит основу другой, примерно как в китайском символе инь-ян.
В случае с «Tractatus de lapide philosophorum» (1678) Ламбспринга, геральдический элемент выделен особо: на титульном листе изображен адепт алхимии, одетый имперским герольдом, стоящий возле атанора, напоминающего дворец. Символическое значение не совсем ясно – возможно, рисунок следует путем символической ассоциации, прослеживающейся в многочисленных изображениях алхимика в виде садовника. Герольд может быть понят как тот, кто имеет силу над ‘металлами и тинктурами’ или возвещает Великое Делание, что подразумевает обыгрывание значений слова «герольд». Появление на его груди двуглавого орла вызывает особый интерес, поскольку та же геральдическая эмблема использовалась в «Buch der Heiligen Dreifaltigkeit», чтобы подчеркнуть Великое делание. В некоторых рукописных версиях трактата представлен и герб Ламбспринга, изъятый из франкфуртского издания Луки Йенниса. Герб изображает идущего (passant) [4] агнца, т.е. с одной поднятой ногой, как на щите, так и на нашлемнике (crest) [5]. Очевидная ассоциация в алхимическом ключе состоит в связи с золотым руном, обычно использовавшимся для символизации философского камня.
Значительное число алхимических трактатов содержит так называемые arma artis, т.е. гербы искусства алхимии. В трактате Соломона Трисмозина «Splendor Solis» (British Museum MS, 1582) это лик солнца с тремя меньшими лицами, образующими глаза и рот на щите, и тройной полумесяц, увенчанный солнцем на нашлемнике. Символизм щита указывает на теорию трех алхимических начал – Меркурия, Серы и Соли – как элементов философского камня, в то время как нашлемник – соединение противоположностей (Conjunctio Oppositorum) двух основных начал, обычно символизируемых в виде двоицы Солнца и Луны или Короля и Королевы.
Более поздняя версия этой работы, «Le Toyson d'or» (1612), несет на титульном листе хорошо известную эмблематическую фигуру, объединяющую три геральдических щита с двуглавым орлом, львом и семиконечной звездой. Эта же эмблема была включена в гравюры «Viridarium chymicum» Даниэля Стольция, 1624 года, для иллюстрации текста «Изумрудной скрижали» Гермеса.
Схожая тема тройственности и двойственности проявляется в большом гербе на первой иллюстрации «Spiegel der Kunst und Natur», приписываемой Штефану Михельшпахеру. Щит поделен на четыре части, в первой и четвертой представлен рисунок, очень похожий на символ китайского Дао и, видимо, отражающий ту же идею интерпретации противоположных сил (инь-ян, женское и мужское и т.д.). Вторая и третья четверти содержат три шара, очевидно, на золотом поле (гравюра, конечно, не имеет цветов, но узор из точек в геральдике означает металл – золото). Символ, фактически, тот же, что и в «Splendor Solis» – три элемента, из которых изготовляется золото. Такой же базовый символизм изображается и нашлемником – двоицу двух крыльев, каждое из которых содержит три алхимических элемента. Щитодержатели – лев и орел – типичные алхимические символы, выражающие противоположности или относящиеся к белой клейковине и красной крови.
Такие же три круга элементов или шара представлены в тех же четвертях щита на гравюре, изображающей Императора-гермафродита в «Quinta Essentia» Турнайссера (Thurneisser), 1574 года. Остальные две четверти содержат нечто похожее на шахматную ладью, которая может обозначать разум или умение.
Последняя гравюра взята из «Mutus Liber» (1702) и представляет собой щит, разделенный стропилом (chevron), с тремя безантами [7] над горой с тремя вершинами в нижней половине и чем-то похожим на три раковины (морские раковины (escallops), использовавшиеся как символ пилигримов в средние века) в верхней. Такое возрождение схожего изображения из трех шаров в символических геральдических рисунках не может быть лишь случайностью.
Герб из четвертой фигуры в «Elementa chemiae» (1718) Иоганна Конрада Бархузена, переиздания более раннего трактата «The Crowning of Nature» (версия, опубликованная Адамом МакЛейном (McLean) в серии Magnum Opus, впрочем, не включает эту фигуру), снова показывает двоицу льва и орла, в данном случае расположенных, соответственно, на щите и нашлемнике. На щите изображён пояс (fess), идущий поперек льва, что соответствует тройственной природе materia ultima или философскому камню, символизируемому ею.
Кроме двух противоположностей и трех начал, теория алхимии широко пользовалась четырьмя элементами древней философии: огнем, воздухом, водой и землей. Это может быть обнаружено в «иероглифических» гербах, отображающих философский камень, как это было показано в работе Давида Ланё (Lagneau) «Harmonie chymique» (Paris, 1636). В соответствии с комментарием, они были созданы на основе учения св. Фомы Аквинского и Николя Фламеля. Четыре четверти герба содержат символические изображения элементов, не свойственные геральдике, а в центре расположено сердце с пятью каплями крови, и цветок, произрастающий из него. Символы крови и цветка часто использовались в алхимии для передачи красной тинктуры или «расцветания» Великого Делания.
Самый удачный пример герметических гербов из тех, что я смог найти, находится в немецком манускрипте, где изображен зелёный дракон, кусающий свой хвост и держащий в своих когтях красные розы, с белым орлом и фениксом или голубем над ним. Это – «геральдизированная» версия хорошо известной алхимической эмблемы.
В современном продолжении герметической традиции, наиболее выдающимся примером приспособления символического языка геральдики для выражения идей герметической философии была французская работа Йорга Камахо (Jorge Camacho) и Алайна Грюгера (Alain Gruger) «Heraldique alchimique nouvelle» (Paris, 1978). Она содержит набор из 47 гербов, направленных на отражение стадий Великого Делания. К несчастью, у меня не было возможности ознакомиться с этой публикацией.
Иным полем возможного исследования выступают гербы герметических писателей и философов. Многие из них наследовали фамильные нашлемники и, поэтому, нахождение оккультного символизма представляется возможным не во всех случаях. Примером могут служить гербы Роберта Фладда (Fludd) или Генриха Кунрата (Kunrath), хотя герб последнего и изображен на гравюре его лаборатории в «Amphitheatrum sapientiae aeternae» (1604). Это может указывать на возможность герметической интерпретации даже унаследованных гербов, как это было сделано с христианскими идеями и греческими мифами. Некоторые обладавшие гербами алхимики изменяли их для того, чтобы подчеркнуть любой возможный герметический смысл. Такой подход можно увидеть на щите Михала (латинизированное – Михаэля) Сендивогия, который, в польской геральдической системе, принадлежал роду Остойя (Ostoja) и его герб являл собой меч между двумя полумесяцами и зеленым драконом на нашлемнике. Поскольку зелёный дракон был важным алхимическим символом, Сендивогий использовал щит, поделенный на четыре части, так что дракон появлялся и на нем, а не только над шлемом.
Герб Михаэля Майера, разделенный «рассечением», представляет собой «сплав» наследного герба с гербом, имеющим очевидный герметический символизм. Последний состоит из орла сверху и жабы снизу, соединенных тонкой нитью, и голубя с золотым кольцом в клюве над шлемом. Жаба [8] – символ первоматерии, появившийся уже в средневековом алхимическом символизме (например, «Scrowle» Рипли), но здесь, совместно с орлом, может отсылать к двойственности твердых и летучих веществ. Голубь с золотым кольцом ясно указывает на завершение Великого Делания, поскольку в этом значении часто использовался взаимозаменяемо с символом феникса.
Некоторые геральдические исследования необходимы для классификации герба Иоганна Даниэля Милия, так как он может быть наследованным или принятым самостоятельно. Это должно быть интересным, так как должно показать возможность увидеть герметические символы в геральдике, даже если их использование не было преднамеренным. Три лилии на щите могут отсылать к трем началам – Меркурия, Серы и Соли, тогда как коронованный лев меж двух рогов на нашлемнике, держащий две лилии, вполне может указывать на завершение Великого Делания (красный алхимический лев с красной и белой тинктурами). Возможность такой интерпретации обоснована двумя традиционными алхимическими символами, находящимися внизу гравюры – пеликаном и фениксом.
Интересен и, очевидно, продуман, герметический герб XVII века Корнелия Петрея (Petraeus) из Гамбурга. На одной стороне он демонстрирует Меркурия, сгибающегося под тяжким весом, что отсылает к твердым веществам и на другой – его же, возносящегося на крыльях, прикрепленных к его ноге и руке, символом летучести. Одна из его ступней стоит на земле, тогда как другая касается воды. Нашлемником выступает семилучевая звезда между двух крыльев, представляющая собою семь планет и металлов.
Пожалуй, наиболее известный геральдический рисунок, связанный с герметической традицией, это розенкрестье. Часто утверждается, что символ был заимствован из герба Иоганна Валентина Андре (Andreae), который представляет собой х-образный крест с четырьмя красными розами. Другая теория гласит, что этот символ отсылает к гербу Мартина Лютера, с розой, в центре которой находится распятие, такое же как и на розенкрестьи (хотя некоторые источники считают это изображение цветком яблони). Один из многочисленных портретов Андре содержит 16 гербов, вероятно, его прямых предков, что обосновывает его вовлеченность в геральдику и добавляет еще один аргумент в пользу теории, провозглашающей его настоящим основателем ордена Розы и Креста. Какой бы ни являлась правда, последующая розенкрейцерская традиция всегда использовала геральдизированную эмблему розы, поскольку ее символ также применялся в гораздо более ранней алхимической традиции.
Интересная интерпретация герба семьи Шлегелей, дарованного Кристофу Шлегелю (1613-1678), предпринята А. Расселом Слэйглом, его потомком, в книге Мэнли П. Холла «Розенкрейцеры и магистр Кристоф Шлегель» (Los Angeles, 1986). Шлегель был протестантским теологом, восхваленным Андре среди «aetherei Spiritus zelotes», и связанным с его Societas Christiana. Герб был дарован ему в 1651 году. Интерпретация проводит параллели с символами, использованными в «Химической свадьбе Христиана Розенкрейца» и, хотя она выглядит правдоподобной, все же неочевидно то, что герб является примером герметического символизма.
Одним из наиболее важных продолжателей герметической традиции в современности выступает Карл Густав Юнг, описывающий в своем очерке «Башня» [9] свой фамильный нашлемник, первоначально изображавший феникса, отсылая к значению слова «jung» (молодой) и, поэтому, бывший гербом с изобразительным намёком (punning). Дед Юнга, будучи великим мастером швейцарской ложи вольных каменщиков, изменил герб для передачи соответствующего символизма. Щит был поделен на четверти и имел синий крест в первой, кисть винограда в четвертой и золотую звезду во второй и третьей. Впрочем, сам Юнг считал это знаком Розы и Креста и, раз роза и крест (по его мнению) символизируют христианские и дионисийские элементы, то крест и виноград – божественные и хтонические принципы. Золотая звезда, по его словам, выступает символом Aurum Philosophorum. Интерпретации Юнгом алхимических символов всегда спорны и говорят более о его системе глубинной психологии, нежели о самой алхимии. В этой связи розенкрейцерские и алхимические связи с гербом его деда также выглядят принятием желаемого за действительное, что было обусловлено его интересами. Такое же отношение может быть найдено у ранних герметических философов или нынешних интерпретаторов геральдического символизма.
Примером того, как чрезмерно увлечённый исследователь может видеть символизм где угодно, служит герб польского города, именуемого Вейхерово (Wejcherowo). Он состоит из мальтийского креста, расположенного на золотом поле, с красной розой, полностью окруженной лавровым венком, по центру. Поскольку город был основан в 1643 году, чуть позже разгула розенкрейцерского «шторма», пронесшегося по Европе, и вследствие близкого расположения Гданьска (Данцига), известного активностью розенкрейцеров в тот же период, можно заключить, что на гербе – символ ордена Розы и Креста. Правда, однако, заключается в том, что основатель города, Якуб Вейхер, был членом Ордена рыцарей Мальты и имел красную розу на своем фамильном гербе, и объединил оба символа, чтобы дать герб созданному городу. Несмотря на то, что всё выглядит подходящим, в данном случае нет герметического символизма, как, возможно, и во многих других случаях.
