•
❧
Практически все исследователи средневековой культуры выделяют xı-xıı века как ключевой период в истории христианского Запада. Принято говорить даже об особом «Возрождении xıı века», которое наряду со многими другими явлениями характеризуют глубокий интерес к «античной мудрости», сложение так называемого христианского гуманизма и становление схоластики. Они расцвели не на пустом месте: Ренессанс был подготовлен начавшемся в xı веке экономическим подъемом, способствовавшему росту городов, усложнению социальной и политической жизни и сложению новых методов финансового и законодательного управления, в поспешном и весьма эффективном внедрении которых таится одна из причин укрепления позиций Церкви и ее возросшего влияния.
Такое усложнение и интенсификация экономических, социальных и политических отношений и вызванная им потребность в хорошо образованных людях привели к появлению совершенно новой социальной группы: профессиональных преподавателей и ученых, интеллектуалов. Здесь важно отметить, что люди эти должны были быть сведущими не только в земных делах: ведь решение любого, даже самого, на наш взгляд, незначительного из встававших перед человеком Средневековья вопросов могло оказаться жизненно важным, поскольку было напрямую связано со спасением души. Вот почему вслед за обновлением римского права начался процесс выработки права канонического (трактовавшего в числе прочих вопросы, связанные с браком, правами на наследство, занятиями торговлей, военной службой), а оно, в свою очередь, предполагало высокую степень разработанности систематического богословия. Добиться этого позволил новый, схоластический метод рассуждения, своим появлением во многом обязанный всеобщему увлечению логикой Аристотеля.1
Итак, статус образованного человека оказывается в этот период очень высоким, а степень образованности индивида во многом определяла его дальнейшую судьбу: как пишет Ж. Дюби, «молодые люди, оставившие оружие и рыцарские турниры, чтобы служить Богу, прекрасно знали, что если научатся мыслить, то получат возможность занять лучшие места в церковной иерархии».2 Знаний того, кто изучил семь свободных искусств в обычной городской школе, было вполне достаточно для отправления ежедневных церковных служб, но ради того, чтобы занять высокое положение, следовало ехать, например, в Болонью, Падую или Париж, и провести там за учёбой не один год.3 Именно так и поступил около 1125 года Оттон, будущий епископ Фрейзингенский.
Оттон родился, по-видимому, между 1111 и 1115 гг.4 в одном из самых знатных семейств того времени, – семействе Бабенбергов, маркграфов баварской Восточной марки: его отец – Леопольд III Австрийский, а мать – Агнесса, дочь императора Генриха IV. Насколько высоким было его происхождение можно судить по тому, что он приходился племянником Генриху V, сводным братом Конраду III и дядей Фридриху I Барбароссе, а также по тому, что по смерти Генриха V в 1125 г. его отец был одним из кандидатов на престол.5 Оттон был пятым сыном Леопольда III и потому ему с самого рождения прочили карьеру церковнослужителя. В 1114 г. его отец основал общину мирских каноников, Клойстернойбург, и задолго до смерти первого настоятеля (возможно, в 1117 г.) назначил Оттона его правопреемником; скорее всего, именно из доходов той общины оплачивалось, по крайней мере, частично обучение Оттона.
О студенческих годах Оттона известно очень мало. В Париже он провел около восьми лет, за это время лишь однажды побывав на дома и привезя с собой некую реликвию для церкви Клойстернойбурга. В 1133 г., по завершении учебы, возвращаясь на родину, он остановился на ночлег в цистерцианском монастыре Моримунд в Бургундии, и там вместе с пятнадцатью своими спутниками-клириками вступил в орден. Примерно три года спустя Оттон стал настоятелем монастыря,6 но очень скоро он получил сан епископа Фрейзингенского,7 который носил в течение 20 лет.
Занимаемое Оттоном высокое положение сделало его весьма важной фигурой в истории первой половины xıı века. Ему приходилось быть и дипломатом, и юристом, и воином, и предприимчивым управителем подвластных земель; немало он и путешествовал: осенью 1145 г. ездил Италию и 18 ноября того же года посетил папу Евгения III,8 в феврале 1147 г. в Регенсбурге «принял крест» и участвовал во Втором Крестовом походе во время которого, по-видимому, даже командовал войсками,9 побывал в Иерусалиме. Оттон пользовался уважением и покровительством своего сводного брата Конрада III, а после смерти последнего – и своего племянника Фридриха I Барбароссы, которому епископ Фрейзингенский посвятил Хронику, или Историю о двух Градах, и повествование о деяниях которого не успел завершить. Умер Оттон 22 сентября 1158 г. в монастыре Моримунд, и ныне цистерцианские мартирологи помещают его имя среди имен блаженных членов ордена.10
Подробный отчет о последних минутах жизни Оттона Фрейзингенского был составлен его воспитанником, другом и секретарем клириком фрейзингенской церкви Рахвином, и помещен последним в четвертой книге второго большого сочинения Оттона, Деяний Фридриха.11 Помимо прочего Рахвин рассказывает о том, как, пребывая на смертном одре, Оттон передал неким ученым и благочестивым (litteratis et religiosis) людям рукопись Деяний с просьбой рассмотреть то, что было им написано о Гилберте Порретанском (то есть, существенную часть первой книги), и исправить то, что покажется ошибочным.12 По-видимому, имя епископа Пуатье значило для Оттона очень много; нам сложно судить о том, был ли он и в самом деле учеником Гилберта, Гуго Сен-Викторского или Тьерри Шартрского13 (в своих произведениях Оттон много и подробно пишет о спорах своих ученых современников, но никогда не дает знать с очевидностью, что ему самому доводилось их слушать), но, несомненно, их влияние (прямое или косвенное) на его взгляды весьма глубоко.
В письме канцлеру Фридриха I Райнальду Оттон пишет о своем согласии с Боэцием в том, что величайшее из всех возможных утешений заключено в занятиях философией.14 Для епископа Фрейзингенского это не просто общее место: занятиям философией были посвящены не только восемь лет, проведенных им в Париже, но и вся его жизнь; по возвращении из Франции и принятии епископского сана, он сделал Фрейзинг центром изучения философии вообще и учения Аристотеля в частности.15 Обращает на себя внимание и то, как много места в своих Хронике и Деяниях отводит Оттон своеобразной истории философии: рассказам о Сократе, Платоне и Аристотеле,16 Сенеке,17 Боэции,18 своем современнике Абеляре19 или уже упоминавшемся Гилберте Порретанском.20 Он довольно подробно освещает развернувшуюся в его время дискуссию по вопросу об универсалиях, придерживаясь, как можно судить по некоторым его замечаниям, взглядов, далеких от крайностей номинализма и реализма, во многом сходных с воззрениями Гилберта Порретанского.21 По-видимому, в любом споре Оттон Фрейзингенский был склонен играть роль примирителя, занимать посредническую позицию, и такая его склонность не могла не сказаться на его сочинениях, в частности, на применявшихся им методах исторического исследования. В частности, при создании своих сочинений Оттон обращался ко множеству источников, включал в текст свидетельства современников и подлинные документы, касавшиеся тех или иных событий, а, аргументируя те или иные тезисы, прибегал не только к Св. Писанию или творениям отцов Церкви, но и к сочинениям античных писателей, а также – словам своих ученых современников. Там же, где источники или свидетельства противоречили друг другу, Оттон обязательно отмечал, что помимо той точки зрения, с которой согласен и он сам, существуют другие мнения. В целом, Оттон, очевидно, придавал большое значение исследованиям и изысканиям, предпринимаемым в процессе работы самим историком, не был склонено слепо полагаться на сочинения других авторов, и был в своих трудах настолько объективен, насколько это вообще возможно для средневекового книжника.25
Эта беспристрастность наряду с точностью, живостью стиля и некоторой «автобиографичностью» (к примеру, в Хронике Оттон подробно сообщает о совершенной им осенью 1145 года поездке в Италию, а рассказ о Втором Крестовом походе в Деяниях во многом основан на его собственных воспоминаниях) свойственна обоим большим сочинениям Оттона Фрейзингенского. Но, несмотря на множество сходных черт, эти сочинения разительно отличаются друг от друга.
Хроника, или История двух градов – первое и самое знаменитое из сочинений Оттона Фрейзингенского, снискавшее ему славу создателя первой со времен Евсевия Кессарийского или, по крайней мере, Августина философской интерпретации всемирной истории.26 Сам он называл среди своих предшественников таких знаменитых историков Рима, как Трог Помпей, Юстин, Корнелий Тацит, Варрон, и христиан Евсевия, Иеронима, Иордана.27 Но главными источниками были для него, несомненно, труды двух «светочей Церкви» (ecclesiae lumina): О граде Божием бл. Августина и История против язычников Павла Орозия.
Оттон ведет свой рассказ «от сотворения мира», доводя его в седьмой книге до 1146 г., то есть до года окончания работы. Восьмая книга посвящена описанию Страшного суда, будущих судеб человечества, и разбору связанных с этими темами теологических вопросов, и может живо напомнить читателю последние три книги трактата Августина О граде Божием. История земного царства разделяется фрейзингенским епископом на четыре монархии, с которыми мы встречаемся еще у Павла Орозия28: ассиро-вавилонское, мидо-персидское, греческое царства и Римскую империю, которая, по мысли Оттона, продолжала существовать и в его время,29 что позволило ему составить и поместить в конце седьмой книги Хроники перечень всех царей и императоров, правивших в Лавренте, Лации, Альба Лонга, Риме, завершающийся именем Фридриха I.
Как можно заключить из заглавия сочинения Оттона Фрейзингенского, его история должна быть историей двух градов, о которых писал Августин: города Божьего, небесного, и города земного, грешного. Однако читатель вскоре обратит внимание на то, что Оттон по-своему истолковывает слова Августина, иначе раскрывает созданный им образ. Это не покажется удивительным, если учесть, что между созданием двух сочинений прошло около восьми столетий. Как отмечает Эберхард Ф. Отто, абстрактного «учения о двух градах» не существует: оно всегда конкретно и зависит от исторической ситуации.30 Если Августин пишет, в первую очередь, о граде небесном, то есть Церкви, которую он еще мог в определенной мере противопоставлять ее окружению, в частности, земным властям, то во времена Оттона такое резкое противопоставление уже не было возможно: князья мира и, прежде всего, император Священной Римской Империи, были хранителями и покровителями Церкви, сами принадлежали ей; государство (то есть, Империя) и Церковь не представляли собой единого целого, но и существовать друг без друга не могли.
Особо важной тут оказывается фигура императора: в силу самого своего положения он особенно близок к Богу, и не подчиняется никаким законам этого мира, ибо поставлен над ними Самим Богом.31 Такое представление восходит, по-видимому, к Античности: роль посредника между Богом и людьми унаследована императорами Средневековья от правителей Древнего Рима; об этой роли должны были напоминать символы императорской власти (корона, меч, скипетр, кольцо) и пышные коронационные торжества.32 Как представитель Бога на земле, typum gerens Chricti,33 император оказывается главой Церкви, а понтифик вынужден подчиняться его власти. Но, с другой стороны, папство тоже претендовало на верховную власть над миром, основывая свои притязания на знаменитом «Констатиновом даре». А Григорий VII в булле Dictatus papae заявил, что только римские понтифики имеют право носить символы императорской власти, в частности, венец и порфиру.34
Соперничество императоров и пап, без сомнения, воспринималось Оттоном Фрейзингенским как явление, противное законам не только человеческим, но и божественным: не случайно он подчеркивает, что борьба Григория VII с Генрихом IV стала для обоих источником многих бед.35 Можно предположить, что в глазах Оттона император, как верховный правитель человечества, занимает то же место в иерархии, что и папа. Но при этом, как осторожно дает понять Оттон, император состоит по отношению к понтифику в положении духовного сына, поскольку остается мирянином и, как мирянин, должен выполнять в церковной общине особые задачи.36 В тот момент, когда отношения между властями церковными и светскими (между императором и папой) приобретают такой вид,37 возникает смешанный город (civitas permixta), который должен будет окончательно разделиться на город праведных и город грешников с началом событий, описанных в Откровении Иоанна. То, каким образом это произойдет, подробнейшим образом описано Оттоном в восьмой, заключительной книге Хроники.
Деяния Фридриха, работу над которыми Оттон Фрейзингенский начал, по-видимому, в 1156 году, и не успел завершить, значительно отличаются от Хроники. Во-первых, речь теперь идет не о всеобщей истории «от сотворения мира», а только о событиях немногих предшествующих десятилетий и современности. Во-вторых, в значительной мере изменился тон повествования: если Хроника рассматривается Оттоном как повествование о несчастьях рода человеческого, то Деяния должны были стать «не трагедией, а доставляющей радость историей».38 Изменилась сама интерпретация истории, причем настолько сильно, что некоторые исследователи склонны предполагать, что Оттон Фрейзингенский пережил в 1156-57 годах глубокий духовный переворот.
У Деяний, по крайней мере, у первой их книги, есть еще одна особенность. Уже упоминавшиеся выше очерки учений Гилберта Порретанского и Петра Абеляра словно бы «перебивают» рассказ о Втором Крестовом походе. Немногие «философские» отступления от темы тоже на первый взгляд недостаточно интегрированы в изложение исторических событий, попросту «не нужны». Причиной этого, конечно, могло быть и то, что Оттон не успел произвести окончательную правку текста, и то, что «ученые и благочестивые люди», о которых пишет в четвертой книге Рахвин, такую правку произвели, нарушив при этом целостность сочинения. Но даже и тогда вызывает удивление объем этих отступлений и рассуждений.
И здесь нам следует вновь вспомнить о характерной для Высокого Средневековья оценке роли знания вообще, и философского знания – в частности. Так, в начале работы, посвященной интеллектуальной культуре этой эпохи, Ричард У. Саутерн пишет о том, что желание средневековых интеллектуалов достичь полного и систематизированного знания о мире во многом было обусловлено стремлением вернуться к моменту, предшествовавшему грехопадению, когда человек обладал совершенным знанием о мире и, что важнее – о Боге.39 Для Оттона, как для любого образованного человека его времени, занятия науками оказывались, таким образом, священнодействием, а философское знание – не только утешением, но и залогом спасения.40
Как уже было отмечено выше, Оттон вводит философские отступления не только в Деяния, но и в Хронику, где они весьма удачно вплетены в рассказ об исторических событиях и образуют нечто наподобие «изложения истории философии», коррелирующего с историей четырех царств: мудрость вместе с законами и обычаями зарождается в первой из мировых монархий, при Нине, основателе ассиро-вавилонского царства,41 и с тех пор неуклонно возрастает, несмотря даже на поражения, временами наносимые ей врагом рода человеческого, погружающего мир в пучину невежества. И, определенно, она возрастает и достигает расцвета во времена самого Оттона Фрейзингенского, что, несомненно, не было для него тайной.
X, xı и xıı века отмечены многочисленными переменами, и далеко не все они были переменами к худшему, – скорее, наоборот. Общее и комплексное улучшение жизни, отмечавшееся современниками, привело к необходимости пересмотра тех исторических концепций, которые утверждали, что все изменения – лишь к худшему.42 Подобный пересмотр не означает немедленной отмены (в конце концов, трансформации такого рода, как правило, занимают много времени). Можно предположить, что Хроника, или История двух градов и Деяния Фридриха Оттона Фрейзингенского как раз и представляют собой попытку пересмотра устоявшихся представлений.
Правда, в этом случае их нужно будет рассматривать, как некое единство или как две части одного произведения, объединенные сквозными темами. Попытки подойти к сочинениям фрейзингенского епископа с такой позиции уже предпринимались: например, Карл Ф. Моррисон предлагает рассматривать оба труда Оттона как части своеобразного герменевтического круга, которые взаимно проясняют смысл друг друга и позволяют, таким образом, глубже и полнее понять описываемое.43 Но даже если счесть позицию Моррисона слишком радикальной, нельзя отрицать существование определенного рода связей между Хроникой и Деяниями. В пользу их наличия свидетельствует, к примеру, тот факт, что незадолго до начала работы над Деяниями Оттон создал вторую редакцию своей Хроники44 (текст первой редакции не сохранился), которая, судя по всему, отличалась от первой лишь незначительными дополнениями. Это делает предположение о коренном изменении образа мыслей Оттона не столь убедительным.
Интересно, что принцип построения Деяний в определенной степени коррелирует с принципом построения Хроники. На страницах последней читатель находит «не столько истории, сколько исполненные страданий трагедии бедствующих смертных».45 Оттон строит свое произведение особым образом, заканчивая каждую из семи первых книг описанием какого-либо ужасного несчастья: падения Вавилона (книга I), убийства Цезаря (книга II), гонений на христиан (книга III), захвата Рима варварами (IV), разделения королевства франков (V), раздора между Генрихом IV и Папой Григорием VII (VI), неспокойной современности и грядущего конца мира. Каждая книга Хроники завершается плачем и жалобами, как действие трагедии – хоровой партией. В случае Деяний мы наблюдаем ту же «драматичность»46: только на этот раз каждая из книг заканчивается событием не мрачным, а радостным (торжественным панегириком императору Конраду, заключением мира в Баварии, раскрытием византийским императором Мануилом заговора, панегириком Фридриху и рассказом о возводимых им зданиях).
Таким образом, рассматривая Хронику, или Историю о двух градах и Деяния Фридриха Оттона Фрейзингенского как сочинения, трактующие сходные темы (в первую очередь, взаимоотношения земных и светских властей и роль знания), мы видим, что интерпретация исторических событий меняется в зависимости от того, каков предмет повествования: судьбы ли это всего человечества или история борьбы с беззаконием и установления в христианском мире порядка. И если в Хронике история рассматривается в свете эсхатологии, и описание Страшного суда должно вселить в душу читателя страх и отвращение к греху, то в Деяниях на первый план выступает знание и стремление обрести его, а через него – спасение.
Вниманию читателя предлагается первая книга Хроники, или Истории о двух градах, а также два письма (к Фридриху I Барбароссе и его канцлеру Райнальду Дассенскому), которые были приложены Оттоном к отправленному ко двору царственного племянника экземпляру сочинения.
Связь между процессами становления канонического права и схоластического богословия была весьма тесной. Так, написанные около 1140 г. Согласования несогласованных канонов Грациана Болонского (работа, в которой впервые была сделана попытка свести в единое и удобное для использования целое множество принципов, постановлений и процедур, регулирующих все стороны религиозной жизни христианина) выдают знакомство автора с методами французских богословов его времени, в первую очередь, по-видимому, Абеляра. Southern, R. W. Scholastic Humanism and the Unification of Europe. V. I. Oxford, 2002. P. 284; p. 287, n. 6.
[Назад]
Дюби, Ж. Время соборов. Искусство и общество 980 – 1420 годов. М.: Ладомир, 2002. С. 139.
[Назад]
Изучение семи свободных искусств занимало 6 лет, около 5 – обучение медицине и праву, и еще 8 лет – изучение богословия. Ле Гофф, Ж. Интеллектуалы в Средние века. СПб., 2003. С. 69.
[Назад]
Подробные сведения о биографии Оттона Фрейзингенского содержатся, в частности, в предисловии к английскому переводу Хроники: Mierow, Ch. C. Introduction в The Two Cities: a Chronicle of universal History to the year 1146 A. D. by Otto, bishop of Freising. Ed. by Austin P. Evans, Ch. Knapp, trans. by Ch. C. Mierow. NY: Columbia University Press, 1928. PP. 1-79.
[Назад]
Об этом упоминает сам Оттон Фрейзингенский: Chron. VII.17 (Ottonis episcopi Frisingensis. Chronica sive Historia de duabus civitatibus. Ed. by W. Lammers, trans. A. Schmidt. Berlin, 1960).
[Назад]
Точная дата не известна, но в грамоте, дарованной Леопольдом в 1136 г. монастырю св. Креста (основанному в 1134 г., вскоре после возвращения Оттона из Парижа), маркграф называет Оттона членом ордена цистерцианцев, а не аббатом Моримунда. Mierow, Ch. C. Ibid. P. 12.
[Назад]
После смерти предыдущего епископа, Генриха I, скончавшегося 9 октября 1137 г.
[Назад]
Chron. VII.32.
[Назад]
Gesta, I.42-63. Ottonis et Rahewini Gesta Friderici I Imperatoris. Hrsg. G. Waitz. Hannoverae et Lipsiae, 1912.
[Назад]
Fellner, F. „The Two Cities of Otto of Freising and its Influence on the Catholic Philosophy of History“, The Catholic Philosophy of History. Ed. by P. Guilday. 1967. P. 48.
[Назад]
Gesta, IV.14.
[Назад]
Gesta, IV.14: „… etiam hunc codicem minibus suis offerri precepit eumque litteratis et religiosis viris tradidit, ut, si quid pro sentential magistri Gileberti, ut patet in prioribus, dixisse visus esset, quod quempiam posset offendere, ad ipsorum arbitrium corrigeretur, seque catholicae fidei assertorem juxta sanctae Romanae, immo et universalis aecclesiae regulam professus est“.
[Назад]
Что касается возможного ученичества Оттона Фрейзингенского у Тьерри Шартрского, то среди доказательств можно назвать не только неподдельный интерес Оттона к логике и его знакомство с незадолго до того переведенными трудами Аристотеля, но и упоминание о Тьерри и его брате Бернарде в Деяниях Фридриха (I.49), а также – наличие в библиотеке цистерцианского монастыря Св. Креста, основанного вскоре по возвращении Оттона из Парижа, рукописи, содержащей запись лекций Тьерри Шартрского о сотворении мира. Возможно, эти записи принадлежали Оттону. Southern, R. W. Scholastic Humanism and the Unification of Europe. V. I. Oxford, 2002. P. 210.
[Назад]
Ottonis episcopi Frisingensis. Chronica sive Historia de duabus civitatibus. Ed. by W.Lammers, trans. A.Schmidt. Berlin, 1960. P. 6: „Cum iuxta Boetium in omnibus philosophae disciplinis ediscendis atque tractandis summum vitae positum solamen existemem“.
[Назад]
Рахвин пишет об этом (Gesta. IV.14): „phylosophicorum et Aristotelicorum librorum subtilitatem in topicis, analeticis atque elencis fere primus nostris finibus adportaverit“.
[Назад]
Chron. II.8 и II.19.
[Назад]
Chron. III.15.
[Назад]
Chron. II.1.
[Назад]
Gesta. I.49-51.
[Назад]
Gesta. I.48-58, 61.
[Назад]
Следует отметить, что, излагая историю изучения трудов Оттона Фрейзингенского, Феликс Феллнер (Fellner) (см. выше) упоминает работу Бернхайма (Bernheim) „Der Character Ottos von Freising und seiner Werke”, Mittheilungen des Instituts für österreichische Geschichtsforschung, VI (1885). S. 1-51, в которой взгляды Оттона характеризуются словом «ересь».
[Назад]
По мнению Ф. Феллнера, эта особенность, а также сильная склонность к аристотелевской логике, стоили Оттону расположения св. Бернара, который не упоминает имени епископа Фрейзингенского ни в одном из 400 сохранившихся до наших дней писем, несмотря на значимость места, занимавшегося последним в церковной иерархии. Fellner, F. „The Two Cities of Otto of Freising and its Influence on the Catholic Philosophy of History“, The Catholic Philosophy of History. Ed. by P. Guilday. 1967. P. 68.
[Назад]
О методах Оттона и стилистических особенностях его сочинений (в особенности, Деяний Фридриха) очень подробно пишет Чарльз Мироу (Mierow) в статье „Bishop Otto of Freising: Historian and Man“, Transactions and Proceedings of the American Philological Association. V. LXXX, 1949. PP. 393-402.
[Назад]
См., например, Chron. VIII.9, где Оттон рассуждает об основанном на Откр. 21:1 мнении, будто после воскресения мертвых воздух и вода исчезнут, превратившись в землю и эфир, или превратятся в нечто «лучшее».
[Назад]
Mierow, Ch. Op. cit. PP. 401-402.
[Назад]
Fellner, F. Op. cit. P. 55.
[Назад]
Chron. I. Prol.
[Назад]
Последний, правда, называет Вавилонское, Македонское, Африканское (Карфагенское) и Римское царства. Павел Орозий. История против язычников. II.1, 4-6 (Пер. В. М. Тюленева. СПб, 2001). Само представление о последовательно сменяющих друг друга царствах восходит к библейской Книге пророка Даниила (2:36-45).
[Назад]
Ottonis episcopi Frisingensis. Chronica sive Historia de duabus civitatibus. Ed. by W.Lammers, trans. A.Schmidt. Berlin, 1960. P. 8.
[Назад]
Otto, Eberhard F. „Otto von Freising und Friedrich Barbarossa“, Geschichtsdenken und Geschichtsbild im Mittelalter. Ausgewählte aufsätze und arbeitein aus den Jahren 1933 bis 1959. Herausgegeben vor Walther Lammers. Darmstadt, 1961. S. 255.
[Назад]
Ottonis episcopi Frisingensis. Chronica sive Historia de duabus civitatibus. Ed. by W.Lammers, trans. A.Schmidt. Berlin, 1960. P. 2: „soli reges, utpote constituti supra leges, divino examini reservati seculi legibus non cohibentur“.
[Назад]
Folz, R. The Concept of Empire in Western Europe from the 5th to the 14th Century. Trans. by Sheila A. Ogilvi. London, 1969. P. 70 ff.
[Назад]
Ibid. P. 73.
[Назад]
Ibid. P. 77.
[Назад]
Chron. VI.36.
[Назад]
Otto, Eberhard F. Op. cit. S. 269.
[Назад]
Окончательно это совершается в правление императора Феодосия.
[Назад]
Gesta, I.46: „non hac vice tragediam, sed iocundam scribere proposuimus hystoriam“.
[Назад]
Southern, R. W. Scholastic Humanism and the Unification of Europe. V. I. Oxford, 2002. P. 22.
[Назад]
Таким образом, несколько меняются наши представления о самом Оттоне Фрейзингенском. Большинство исследователей xıx и первой половины xx века склонны видеть в нем скорее вовсе лишенного вкуса к метафизике историка, главными темами которого были власть и Империя.
[Назад]
Chron. I.5-7.
[Назад]
Smalley, Beryl. Historians in the Middle Ages. London, 1974. P. 95 ff., в особенности – о концепции благотворности перемен у Гуго Сен-Викторского (p. 97). Возможно, в этом состоит одна из причин чрезвычайной популярности в этот период милленаристских идей.
[Назад]
Morrison, Karl F. „Otto of Freising’s Quest for the Hermeneutic Circle“, Speculum, v. 55 (1980), # 2. PP. 207-236.
[Назад]
Mierow, Ch. C. Introduction in The Two Cities: a Chronicle of universal History to the year 1146 A. D. by Otto, bishop of Freising. Ed. by Austin P. Evans, Ch. Knapp, trans. by Ch. C. Mierow. NY: Columbia University Press, 1928. P. 18.
[Назад]
Otto von Freising. Chron., Prol. lib. I: „non tam historias quam erumpnosas mortalium calamitatum tragedias“.
[Назад]
В конце 1960-х годов на страницах The English Historical Review развернулась дискуссия между Дж. Б. Джиллингемом (Gillingham) и Петером Мунцем (Munz) по вопросу о том, почему Рахвин прекратил писать Деяния Фридриха в 1160 году, хотя прожил еще, по меньшей мере, десять лет. В ходе обсуждения этой проблемы Петер Мунц призывал обратить внимание на замечание самого Рахвина о том, что число книг Деяний должно было быть равно числу Евангелий (Gesta. IV.75), и высказывал предположение, что Рахвин работал в соответствии с планом, созданным самим Оттоном Фрейзингенским. Munz, Peter. „Why did Rahewin stop writing the Gesta Friderici? A Further Consideration“, The English Historical Review, v. 84 (1969), # 3. P. 774.
[Назад]
•
❧