•
❧
Часто и подолгу размышляя об изменчивости и ненадежном состоянии дел земных, [об их] непостоянном и беспорядочном ходе, я как думаю о том, что мудрому менее всего следует ими заниматься, так и нахожу разумным их избегать и от них уклоняться. Ибо обязанность мудрого – не вертеться подобно вращающемуся колесу,1 а утвердиться в незыблемости добродетелей наподобие четырехгранного тела. Поэтому, так как обстоятельства не могут не изменяться, кто в здравом уме будет отрицать, что мудрый должен, как я сказал, стремиться от изменчивости к стойкому и прочному граду вечности? То – град Божий, небесный Иерусалим, по которому тоскуют отправленные в скитание (peregrinatione) дети Божии, удрученные беспорядком земных дел, словно Вавилонским пленением. Ибо поскольку есть два града, один временный, другой вечный, один земной, другой небесный, один – град Дьявола, другой – град Христа, [то] один католические писатели называют – Вавилон, другой – Иерусалим.2
Но поскольку многие из язычников, дабы сделать деяния предков достоянием потомков, об одном из этих городов многое написали, то они оставили нам, как сами полагали, многочисленные свидетельства добродетелей (documenta virtutum), на наш же взгляд – вереницы несчастий (prosecutiones miseriarum). Существуют знаменитые сочинения об этом: Помпея Трога, Юстина,3 Корнелия,4 Варрона,5 Евсевия,6 Иеронима,7 Орозия, Иордана8 и чрезвычайно многих других как наших, так и языческих [авторов], которых долго перечислять, – и в которых благоразумный читатель может найти не столько истории (historias), сколько горестные трагедии несчастий смертных (erumpnosas mortalium calamitatum tragedias). Мы полагаем, что это происходит в согласии с благоразумным и предусмотрительным распоряжением Создателя, чтобы суетные люди (так как они желают ревностно заниматься земными и бренными делами) устрашились по крайней мере самой изменчивости, чтобы они благодаря горести мимолетной жизни обратились от творения к познанию Творца. Мы же, словно бы в конце времен помещенные, не столько читаем в ими [написанных] книгах [о] несчастьях смертных, сколько находим их для нас самих в наглядных примерах нашего времени. Ибо (чтобы умолчать о другом), царство римлян, которое в Книге Даниила из-за [установленного] над целым миром, покоренным войной, единовластия (которое греки называют монархией9), сравнивается с железом,10 сделалось по причине столь многочисленных перемен, в особенности в наши дни, из славнейшего почти самым последним, так что, согласно [словам] поэта,11 едва ли
Конечно, перешедшее от Города грекам,12 от греков – франкам, от франков – лангобардам, от лангобардов – опять германским франкам царство не только одряхлело от древности, но и от самой своей подвижности, словно перекатываемая из стороны в сторону водой легкая галька, притянуло многообразный сор и приобрело различные недостатки.13 Итак, бедственное положение мира обнаруживается в самой его главе, и ее падение предвещает гибель всему телу.
Но что за диво, что изменчива человеческая власть, если мимолетна даже мудрость смертных? Мы читаем, что такова была мудрость в Египте, что, согласно Платону,14 они (египтяне) называли греческих философов детьми и юнцами. Также Моисей законодатель, с которым Бог говорил как сосед с соседом,15 и кого Он наполнил божественной мудростью, не стыдился обучиться всей мудрости Египта.16 Разве не Авраам, тот великий патриарх, сделанный Господом отцом народов, наученный учению халдеев, наделенный знанием, когда оставил по призыву Бога17 образ жизни, не отказался от благоразумия? И все же тот великий Вавилон, не только знаменитый мудростью, но и краса царств, гордость Халдеев,18 согласно пророчеству Исаии сделался без надежды на восстановление храмом сирен, домом драконов и страусов, убежищем змей. Говорят, что Египет тоже по большей части необитаем и непроходим.19 Прилежный исследователь истории найдет, что затем знание было передано грекам, потом римлянам, наконец – галлам и испанцам. И следует заметить, что всякая человеческая власть или знание пришло с востока и на западе завершается, чтобы через них была продемонстрирована изменчивость вещей и их упадок.20 Что в последующих [книгах], если Бог будет благосклонен, мы покажем обстоятельнее.
Итак, поскольку этими [доводами] и другими того же рода доказывается непостоянство мира, я считаю необходимым составить по твоей, дражайший брат Изингрим,21 просьбе историю, в которой, Божьим благоволением, я показал бы горести граждан Вавилона, а также славу царства Христова, на которую надлежит гражданам Иерусалима после этой жизни надеяться, а в этой – ожидать и предвкушать. Я же задумал изобразить, насколько Бог даст, испытания и бедствия первого, а также, насколько я смог понять из Книг, не молчать и о надежде второго, но создать и историю скитальчества его граждан в этом [земном граде]. Следовал же я в этом труде главным образом славным светочам Церкви Августину и Орозию, из источников которых я замыслил черпать то, что имеет отношение к содержанию и плану [сочинения]. Из них один проницательнейшим и красноречивейшим [образом] рассуждал о происхождении, развитии и предопределенных границах славного града Божьего, каким образом он постоянно существует среди граждан мира, и какие его граждане или князья временами возвышались [над] какими из князей и граждан мира. Другой же составил полезнейшую историю от основания Города вплоть до своего времени: о различных человеческих делах и горестных событиях, о войнах и военных испытаниях, о превратностях царствований; [историю] против тех, кто, предпочитая христианским временам прежние, попусту болтает.22 Мы задумали следовать по их следам [и] говорить и о том, и о другом [граде] таким образом, чтобы не упускать смысла истории, и чтобы благочестивый слушатель узнал, чего в мирских делах следует с отвращением избегать из-за [несомых] переменами неисчислимых бедствий, а прилежный или любознательный исследователь (indagator) нашел [в нашем сочинении] не беспорядочную вереницу минувших дел.
Я считаю, что несправедливо осуждать меня за то, что я, неопытный, дерзнул писать после таких мужей, столь мудрых и красноречивых, в то время как я то, что они обстоятельно и пространно сказали, сокращаю, [чтобы] сжато изложить, а [рассказ о] том, что после их времен сделано гражданами этого мира полезного или вредного для Божьей Церкви, продолжил, пусть и безыскусным слогом. Не посчитал бы я, что меня касается эта строка сатирического поэта, которая гласит:
– между тем, как осмелился я, хотя и неискусный, приступить к столь тяжкому труду не из безрассудства или легкомыслия, а из любви (caritatis), которая всегда знает, как искупить неопытность.24 И не сможет меня кто-нибудь заслуженно во лжи обвинить в тех [случаях], которые рядом с обычаем этого времени могут показаться невероятными, ибо вплоть до того, что свежо в памяти, ничего я не изложил кроме того, что нашел в книгах немногих из многих заслуживающих доверия людей. Ибо я счел, что не следует пренебрегать ими из-за того, что некоторые из них блюли в написанном апостольскую простоту, поскольку подобно тому, как изощренность оказывается подчас причиной заблуждения, так простодушие всегда – святая подруга истины.
Итак, намереваясь говорить об обремененной бедствиями изменчивости одного [града], о блаженной неизменности другого, призовем Бога, который терпеливо переносит мятежный беспорядок одного, явлением Своим возвышает и прославляет радостную безмятежность другого, поскольку с Его помощью мы можем говорить те [вещи], которые Ему угодны.
Первая книга продолжается вплоть до Арбакта (Arbactus), до произошедшего перехода власти Вавилона к мидянам, и возникновения римского народа.
Вторая – до гражданской войны римлян, ведшейся под водительством Цезаря и Помпея, убийства Цезаря и Рождества Господня.
Третья – до Константина и времен Христианской Империи, а также произошедшего перехода власти к грекам.
Четвертая – до Одоакра и нашествия на Империю ругиев.25
Пятая – до Карла и перемещения власти к франкам и до разделения власти и Империи при его внуках.
Шестая – до Генриха IV и раскола между царской властью и священством, предания императора анафеме, изгнания папы Григория VII из Города и смерти [его] в Салерно.26
Седьмая – вплоть до волнения римского народа и до девятого года [правления] царя Конрада.27
Восьмая – об Антихристе и воскресении мертвых и о конце обоих городов.
М. В. Семиколенных, 2009.
Боэций. Утешение философией, II, 1-2.
[Назад]
Ср. Августин (XVII, 16).
[Назад]
Созданное в правление императора Августа сочинение Помпея Трога Филиппова история, описание человеческих судеб с древнейших времен и вплоть до современных автору дней, дошло до нас лишь в сокращении, в виде эпитомы, сделанной во ii или iii в. н. э. неким Марком Юнианом Юстином. На сочинение Юстина опирался при написании Истории против язычников Павел Орозий.
[Назад]
То есть Тацита.
[Назад]
Большинство работ этого римского писателя до наших дней не дошло. Оттон цитирует использовавшиеся Августином фрагменты его трудов.
[Назад]
Евсевия Кесарийского, автора Церковной Истории.
[Назад]
Иеронима Стридонского, великого учителя Западной Церкви.
[Назад]
Остготского историка vi века, автора сочинения О происхождении и деяниях гетов.
[Назад]
Monarchia.
[Назад]
Дан. 2:40, где сравнения с Римом, разумеется, нет. Книга Даниила создана между 167 и 164 гг. до н. э. в ответ на вмешательство Антиоха IV, государя из династии Селевкидов, во внутренние дела Иерусалима. Пророчество «смещено назад», поскольку произнесено при Навуходоносоре II, во время Вавилонского пленения. Таким образом, первоначально имелись в виду Нововавилонское царство, царства мидян, персов, и, наконец, государство Селевкидов (или, возможно, Александрия). Принимаемое Оттоном понимание последнего царства как Римской империи восходит к св. Иерониму.
[Назад]
Лукан. Фарсалия, I, 135.
[Назад]
К Восточной Римской империи.
[Назад]
Оттон неоднократно подчеркивает, что современный ему упадок (так же, как падение великих царств древности) неизбежен, поскольку того требует естественный ход вещей, которые со временем всегда портятся и разрушаются, и тем сильнее и быстрее, чем более сложными по своей природе и великими они являются.
[Назад]
Платон. Тимей (22b), где в разговоре с Солоном египетский жрец утверждает, что «эллины всегда остаются детьми, и нет среди эллинов старца».
[Назад]
Исх. 3.
[Назад]
Деян. 7:22.
[Назад]
Быт. 12.
[Назад]
Ис. 13:19 ff.
[Назад]
Ср. Иер. 2:6.
[Назад]
Мотив передачи (translatio) благочестия, власти и знания с Востока на Запад является в Хронике сквозным (ср. V, Prol.; VII, 35). Интересно, что человеческое знание, как правило, не представляется Оттону пустым: законы и письменность у него оказываются важнее хлеба (I, 16), оставленные пророками и дошедшими в познании Бога до пределов, положенных человеческому разуму, философами книги «крайне полезны» для христиан, а сам он при создании Хроники руководствовался принципами Аристотелевой логики.
[Назад]
Монах, ставший в 1145 году аббатом в швабском монастыре Оттенбойрен, к юго-востоку от города Меммингема.
[Назад]
Речь идет об Истории против язычников Орозия.
[Назад]
Гораций. Послания, II, 1, 117 (пер. Н. С. Гинзбурга).
[Назад]
Понятие caritatis, любви к тому, что достойно любви, что любят ради самого предмета, а не ради каких-то его полезных свойств, восходит к Августину и неоплатоникам. Августин, правда, употребляет в том же самом смысле (для обозначения любви Бога к душе, любви души к Богу и любви к человеку в Боге) и слово amor (ср. XIV, 7). Такая любовь всегда деятельна, она устремляется к предмету любви, жаждет обладать им, а, обретя, становится радостью (laetitia).
[Назад]
Ругии (руги) – восточно-германское племя.
[Назад]
1085 год.
[Назад]
1146 год.
[Назад]
•
❧